Читайте также:
|
Лиза тщательно затерла кафельный пол в ванной, не обращая внимания на крупные, уже подсохшие капли зеленой крови.
Если думать, что ты в дурдоме, то в нем и окажешься.
Капли крови — всего лишь капли крови, и какая разница, откуда они взялись на полу, а то, что зеленые… Стоит ли ломать над этим голову, лучше просто смыть, стереть, уничтожить, стоя на четвереньках и возюкая по полу тряпкой. Одно пятно, второе, только вот кружится голова и подташнивает, но это все из-за вчерашнего — алкоголь иногда действует на нее странным образом, хорошо еще, что она не нырнула с головой в депрессию, отчаяние ведь совсем иное, сейчас она именно в этом состоянии. Но домоет пол, и что-то начнет происходить, надо действовать, вот только в чем это действие будет заключаться?
В комнате звонит телефон — или с работы, или Ольга, хотя, может, что и Лунин. Вдруг это действительно Лунин, тогда она спасена, сколько можно балансировать на грани и не сверзиться в пропасть. Ей хочется опять почувствовать его руки, прижаться, уткнуться лицом в подмышку, раньше он брил там волосы, пока она не попросила больше этого не делать: когда долго живешь вместе, то возникают странные желания.
Телефон продолжает трезвонить, она бросает тряпку и почему-то тяжело, еле волоча свое тело, шлепает босыми ногами по коридору. Никогда еще ей не было так неуютно в собственном доме, и дело не в этих видениях и не в каплях зеленой крови, просто ощущение, будто что-то рушится, если еще не сломалось совсем, не исключено, что ее жизнь.
Она не успевает взять трубку, телефон смолкает, по комнате бегают солнечные зайчики, будто кто-то сидит напротив окна и балуется с зеркальцем, запуская их к ним в дом. Именно в их, хотя сейчас она в нем одна, давно одна, может, что и будет одна, главное, понять, жив ли Лунин, если да, то ей станет проще, тогда они увидятся еще в этой жизни.
Нагло гудит мобильный. Еще несколько лет назад Лиза любила ставить на звонок мелодии. Вначале это были модные песенки, потом она впала в детство, вспомнила мультики, под которые засыпала еще совсем маленькой, и телефон напевал то «Голубой вагон», то «Песню Чебурашки», пока Лунин как-то не сказал, что это уже совсем маразм, и тогда лучше поставить на звонок дыхание.
— Не поняла! — сказала она.
— Ну, — замялся он, — вот вспомни, как ты дышишь…
— Когда?
— Когда мы занимаемся любовью, у тебя это получается очень красиво…
— И ты хочешь, чтобы все услышали?
— Почему нет?
Он засмеялся, а она рассвирепела. Обычный ее приступ ярости. Выяснять с ним отношения бесполезно, но уйти в другую комнату или на кухню, хлопнуть дверью да еще расколотить пару тарелок — самое то. Это вечное желание унизить, подавить, показать ее настоящее место, только вот какое оно?
Лунин, Лунин, в нем, видимо, все дело. Сколько лет она прожила с ним, а так и не может сказать, что поняла до конца. Хотя разве он это сможет тоже сказать? Мир состоит из вопросов, если ты находишь на них ответы, то значит, что жизнь подошла к концу. Потому она и не пытается понять, что только что произошло в ванной комнате, было это на самом деле или нет, откуда там, на полу, капли зеленой крови, ведь никакой странной женщины быть не могло, мистика лишь в фильмах и книгах да еще в распаленном воображении, чем она никогда не могла сама похвастаться.
— У тебя нет воображения, — часто говорил ей Лунин, — ты не способна грезить!
Лиза обижалась и опять хлопала дверью. Почему-то сейчас в голову лезут лишь неприятные моменты их жизни, ведь если хорошо подумать, то он действительно все эти годы стремился к одному: сделать ее своей тенью, а она заслуживает лучшего, каждый заслуживает лучшего, что хорошего, когда ты всего лишь эхо или отражение в зеркале.
Вот сейчас на нее смотрит ее отражение, испуганное лицо, маленькая грудь, давно не стриженая линия бикини. Дурацкое выражение, из рекламы, мы делаем интимные стрижки по линии бикини, нет чтобы сказать: мы приведем в порядок ваш лобок.
Как-то раз Лунин вдруг целый вечер посвятил обсуждению этой темы, они смотрели телевизор, тот канал, по которому не показывают ничего, кроме модных дефиле, и не потому, что это было интересно ей, скорее уж ему. Они всегда делали то, что прежде всего интересно ему, потому и возникла в ее жизни Ольга, хотя до нее Лиза никогда не чувствовала желания быть с женщиной.
Надо взять мобильный и ответить. Пропустила звонок на городской, пропустить и на сотовый? А вдруг это действительно возродившийся из пепла Лунин, который хочет сказать ей что-то очень важное? Например, что он все понял и что он готов стать другим, что любит ее, да ведь многое, что можно сказать, в конце концов, она никогда не стремилась узнать, насколько он ей верен. Хотя порою ей просто выть хотелось от одной только мысли, что он может быть с кем-то и делать то же, что и с ней.
Ольга, интересуется, что с ней и как. Нормально, со мной все нормально, не волнуйся, ты хочешь приехать? Нет, сегодня не надо, сама не знает почему, так сказала, просто чувствует, что пора этому положить конец, Ольга ей нравится, она ласковая и нежная, да и потом, женщина всегда лучше знает, что и как надо женщине, но это уже зашло далеко, очень далеко. Начинается ревность, Ольга смотрит на нее так, будто приватизировала и душу ее, и тело, хорошо, что они почти нигде не бывают вместе на людях, а то не обойтись без скандала. Лунин не такой ревнивый, когда на нее смотрят посторонние мужчины и заигрывают с ней, то его это даже возбуждает, он становится каким-то необыкновенно нежным, прямо не мужчина, а облако в штанах. В школе еще учила, засело в памяти, надо бы взять да вычистить, жаль, что нет такого приспособления, чтоб чистить память.
Нет, не приезжай, все нормально — не будешь ведь рассказывать про капли зеленой крови, Ольге этого не понять, она ведь рационалистична, и с миром у нее совсем другие отношения, это ни хорошо и ни плохо, это есть, даже завидно. Если бы Ольга любила мужчин, то Лиза бы начала ревновать ее к Лунину и ни за что не стала бы их знакомить. Как она просто взяла и прибрала к рукам ее, то так же поступила бы и с ним, они ведь похожи в чем-то, хотя трудно сказать, в чем конкретно, скорее всего, в отношении к ней самой.
Бедная, бедная Лиза, ей хочется всплакнуть, глядя на свое отражение в зеркале. Ольга все еще на телефоне, чувствует, что с ней что-то происходит, в этом ей не отказать, интуиция у нее совершенно звериная, да она и себя часто так называет, может, говорит, я и не хищница в стопроцентном понимании, но точно зверь.
Ласковый, очень ласковый, когда это необходимо. Лунин тоже зверь, весь мир из зверей, а она вот нет. «Я тебя хочу!» — вдруг произносит Ольга. Лизе нечего ответить, она в ином пространстве, в каком-то непонятном, совершенно другом измерении сейчас, провалилась в черную дыру и оказалась как раз посередине между таким знакомым, привычным и обыденным и чем-то таким, чему она даже не может подобрать названия.
— Извини, — говорит Лиза, — позвоню потом!
Заканчивает разговор, на телефоне высвечивается время, что они были на связи. Больше пяти минут, странно, вроде бы сама она не сказала и пяти слов, значит, что-то говорила Ольга. Только вот ничего не помнится, кроме последней фразы, но ее можно забыть, стоит забыть, нужно забыть, это все от лукавого, это наваждение, месть, искушение.
Лиза включает телевизор и забирается с коленями на диван, так ничего на себя и не накинув. Все равно никого нет дома и не перед кем стыдиться.
Это от матери, та всегда говорила, что голого тела надо стыдиться, Лунин же наоборот, но это понятно, он фотограф. Я не модель, у меня уже целлюлит и грудь не такая, как в двадцать. Мне нравится твоя грудь, говорил Лунин, ну-ка, постой здесь, сейчас я возьму камеру. Ольге тоже нравится ее грудь, у нее самой она большая, четвертого размера, и когда Ольга начинает целовать ее в губы, то иногда становится неудобно, но лучше не думать об этом, как не думать и о Лунине, лучше вообще ни о чем не думать. Опять эти солнечные зайчики… когда она была маленькой, то думала, что это тени или бабочек, или ангелов. Про ангелов ей никто не говорил, сама вычитала, что они есть и что у каждого должен быть свой собственный, который хранит от всяких бед. Только вот с ее персональным что-то, наверное, случилось, уже не охраняет — капли зеленой крови на полу ванной тому свидетельство.
По телевизору идут новости, включила не вовремя, это Лунин не может, чтобы не отравить себя информацией, говорит, что это способствует пищеварению и сну, а ей становится дурно. Они ведь там все лгут, она убеждена в этом, и потом, какое им дело до нее с ее маленькими заботами и пропавшим мужем, пусть даже гражданским, почему все же Лунин так и не сделал ей предложения?
Лиза закрывает глаза, но голоса настойчиво долбятся в уши. Надо взять пульт и переключить, но сил нет. Руки вдруг обессилили, ощущение, что кончики пальцев онемели, она не может ими пошевелить. Такое уже было когда-то, но тогда она наелась таблеток, не любит вспоминать тот вечер, опять разругались с Луниным, он вспылил, хлопнул дверью и ушел, а ей показалось, что он пошел не шляться по вечерней улице, а к другой. У нее было какое-то успокоительное, прописал врач незадолго перед этим, высыпала в ладонь и отправила всю горсть в рот. Наверное, ангел-хранитель тогда еще не покинул ее, да не наверное, он точно был рядом, иначе Лунин не вернулся бы так быстро. Она лежала на этом самом диване и тупо смотрела на руки, пытаясь шевельнуть пальцами, но у нее ничего не получалось. Павел вызвал скорую, ей промыли желудок, потом поставили капельницу… он сидел рядом, гладил ее по голове и говорил, как любит, только она не помнит, поверила ему или нет.
Про что они говорят там, в телевизоре? Да вечно про одно и то же. Про то, что все хорошо, а если и не хорошо, то вот-вот как будет хорошо. У них свой мир, у нее свой. У Ольги тоже свой мир, и у Лунина свой мир, у каждого ведь он свой, но это несправедливо, по крайней мере, когда любишь.
Солнечный зайчик режет глаза, перескакивает с одного на другой, то пляшет на левом веке, то на правом. Они опущены, но он пробивается сквозь кожу, обжигает сетчатку, кажется, еще мгновение — и зрачок задымится, появится язычок пламени, прожжет маленькую дырочку, огонь воссоединится с шаловливым лучиком, не дающим ей покоя, а потом вспыхнет вся она, но не сгорит, как не горит Неопалимая Купина. Только вот кто явится ей в языках пламени?
Хотя возможен и другой вариант: огонь перескочит на шторы, добежит по ним до потолка, вся квартира вспыхнет, и взорвется телевизор, от которого уже ее тошнит, точнее, от этих голосов, которые отзываются невыносимой болью в голове, и не все ли равно, что они сейчас говорят.
Опять городской телефон, надо всего лишь протянуть руку и поднять трубку, но рука плохо двигается, пальцы все так же еле шевелятся, будто она вновь наглоталась таблеток. Первый раз тогда она видела Лунина таким растерянным. Он сидел рядом, ей казалось, что в глазах у него слезы, ей хотелось обнять его, но не было сил, а потом она уснула, а проснувшись, увидела, что он так и просидел всю ночь рядом в кресле, даже забыл, что давно пора вынуть иглу из вены — ведь раствор из капельницы уже весь перешел в кровь.
Тогда у нее на сгибе руки появился большущий синяк, пришлось несколько дней ходить, бинтуя руку, чтобы его никто не заметил. После этого на какое-то время она запретила себе думать о том, что Лунин может ей изменять, да и вел он себя — как в самом начале романа: был не просто внимателен, а полон нежности и обожания. Почему все же жизнь устроена так, что счастливые моменты быстро проходят, а если и возникают вновь, то лишь под воздействием катастроф?
Надо ответить, взять и набраться сил, чтобы поднести к трубке руку. Она будто выжжена изнутри, выпотрошена. Кто-то сделал надрез и выпустил из нее всю кровь. Вначале она лилась уверенной струйкой, потом потекла медленнее, ну а затем лишь по капле — одна, вторая, третья… весь пол залит кровью, только не зеленой, а красной. Открыть глаза и протянуть руку, солнечный зайчик прыгает по рубке, нагло подмигивая. Нет, это не тень ее ангела-хранителя и не случайно залетевшая в комнату бабочка, скорее уж око дьявола, интересно, а есть он на самом деле? Почему-то ей начинает казаться, что если кто и знает ответ, то это Лунин, только вот где его сейчас найти, опять эта изматывающая душу мысль, что его уже нет в живых. И она так и не услышит от него чего-то очень важного, хотя бы нескольких слов, в которых он попросил бы прощения и признался в любви.
Ей кажется, что она видит его опять, только на этот раз он не на берегу моря. Он пробирается по темному и узкому лазу, сыро, по стенам текут струйки воды. Сколько можно звонить, может, она просто не хочет брать трубку или ее нет дома. Да-да, ее нет дома, ушла, уехала, улетела, исчезла, испарилась, сама стала воздухом. Это я, слушаю!
Звонят из журнала и просят заехать. Нет, не по телефону, долго объяснять, вам ведь не сложно? У Лизы начинают предательски подрагивать ноги, тремор, как говорят врачи. За окном вдруг громыхает, неужели будет гроза? Надо заправить постель, Лунин часто уходит из дома, так и оставив ее не убранной, и она бесится, приходя домой и видя этот бардак. Странно, что опять думает не в прошедшем времени, а в настоящем, — надо бы наоборот. На простыне две вмятины, одна от ее тела, другая — от Ольгиного. Значит, они все же спали вместе. Почему-то ей становится стыдно, щеки вспыхивают, на лбу выступают капли пота. Хотя если кто и виноват в этом, то Лунин, только зачем искать виновного?
Опять гремит, она точно попадет под грозу, но пережидать не будет. Главное, чтобы он был жив, а со всем остальным можно разобраться и после. И не забыть выключить телевизор, о чем там сейчас? Где-то она прочитала про «голоса непотребной эпохи», у них свой тембр, свои, лживые, интонации. Они как нити осенней паутины налипают на лицо, и их так трудно снять с него. Лицо, глаза, уши — все залеплено этими голосами. Где ее косметичка, куда она ее вчера засунула?
Лежит рядом с пультом, на подоконнике. Не дом, а полная неразбериха. Первым делом выключить телевизор, а потому же начать краситься. Не сильно, чуть-чуть, подвести глаза, наложить легкий тон, лицо очень бледное, как у тяжелобольной, люди будут смотреть и удивляться, хотя это только кажется, что кому-то до нее есть дело, никто и не посмотрит, все заняты сами собой, даже Ольга занята сама собой. Перестелить простынь, уничтожить тень ее тела, почему-то ей сейчас хочется этого как никогда, хуже всего на свете — зависимость, мы все зависимы, почему не можем быть свободными?
Сплошные вопросительные знаки. У Лизы нет ответов, она надевает трусики, думает, какой выбрать лифчик. Лунин почему-то любит, когда она в белом или телесного цвета, но ей самой отчего-то нравятся яркие, хотя сейчас какая разница, главное, чтобы было удобно, а можно и вообще не надевать, разве что промокнет под дождем, вон он уже, начал стучать об окна. Тогда грудь будет хорошо видна, что под майкой, что под блузкой, сколько можно мучиться, думая, что надеть, раз идет в джинсах, то и в майке, вот эта, с рисунком, которую Лунин привез ей из Барселоны… от него никуда не деться, никуда и никогда.
Надевает босоножки на невысоком каблуке, берет сумку. Главное, положить в нее кошелек и телефон. Да, еще ключи. Выйти на площадку и закрыть дверь.
Почему-то ей кажется, что по всему линолеуму, которым застелен пол в коридоре, от входа в комнату и до порога, в какой-то очень продуманной и логической последовательности, лишенной любых элементов хаоса, видны капли зеленой крови, складывающиеся в неподвластный ее прочтению рисунок. Лиза захлопывает дверь так быстро, что еле успевает отдернуть руку, чтобы не прищемить палец. Сбегает по лестнице вниз и, уже оказавшись во дворе, под мощными и сильными струями дождя, понимает, что забыла дома зонт.
— Ворона! — обязательно сказал бы ей Лунин.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 26 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |