Читайте также:
|
Больше всего Лунин боялся, что ему опять начнет сниться купе забытого поезда. Это был тот навязчивый, липкий, душный кошмар, что впервые настиг его много лет назад на подъезде к станции Тамань.
До той лермонтовской Тамани, что на берегу одноименного залива, надо было добираться еще какое-то время, а поезд, постояв минут десять, отправлялся дальше, по направлению к станции Кавказ, откуда паромная переправа вела к станции Крым. Даже не треугольник, а эллипсоидная фигура из странно перекрученных в пространстве рельсов, разомкнутая неспокойной поверхностью моря.
Ехали они третий день, и Лунин уже устал.
Зато Ася наслаждалась дорогой так, как это свойственно лишь молодой особе, только что получившей диплом, но еще не начавшей работать. Приходилась она Лунину теткой двоюродной, хотя с самого своего детства он воспринимал как старшую сестру. По возрасту та вполне подходила для этой роли, будучи старше Павла на тринадцать лет.
Что же касается того лета, то, ее мать, племянница Лунинской бабушки, сказала:
— Работа не волк, ты и так устала с этим дипломом, лучше пока приезжай к нам, отдохнешь!
— И Павлика возьми! — добавила Екатерина Львовна. — Ему уже десять исполнилось, пора море увидеть.
Племянница предпочла бы, чтобы в их домик на окраине Феодосии приехала одна дочь. Но тетка мало того, что помогла Асе поступить в университет, воспользовавшись своими старыми связями, так еще и приютила на первое время. Да и потом, когда возникала надобность, способствовала то деньгами, то еще чем-нибудь, что всегда может понадобиться приехавшему в чужой город. Так что пришлось родичам согласиться.
Федор Михайлович с трудом, но достал билеты, бабушка собрала Лунину чемодан, для верности перетянув его старым офицерским кожаным ремнем деда. И наступил тот день, в самом начале июля, когда с раннего утра Павел уже пялился в окно с верхней полки, наблюдая, как невысокие, поросшие елями и соснами горы сливаются в одну неровную зеленую линию, будто проведенную толстым цветным карандашом. Временами зеленый цвет заканчивался, явно, что кто-то потрудился ластиком, закрасив образовавшиеся белые пустоты другими цветами. Коричневым, черным, иногда угрюмо-желтым, переходящим в цвет половой краски. Да еще моросил мерзкий, отвратительный, совсем не июльский дождь.
Коричневыми и черными были полустанки, угрюмо-желтыми и цвета половой краски станции побольше, поезд проходил мимо них не останавливаясь и даже не сбавляя хода, будто желая поскорее вырваться из этих мест туда, где начиналось тепло, да и вообще была какая-то другая жизнь.
Лунин не думал о ней. Ася, занявшая нижнюю полку, любезничала с молоденьким лейтенантом, ехавшим после окончания училища к месту службы, а Павел все ждал, когда привычный пейзаж сменится тем, которого он никогда еще не видел. И это случилось, уже после того, как они пересекли Волгу и еще какую-то большую реку. Только Волгу он проспал.
Лейтенант все время пытался поцеловать Асю, та, хихикая, отбивалась. Лунин внезапно открыл глаза, за окном было темно, снизу раздавались смешки и пыхтение. Колеса как-то очень уж сильно стучали, в просвет занавески скользнула далекая и обманчивая луна, отсвет ее упал на лицо Павла. Тот поморщился, улыбнулся, крепко обнял неудобную твердую подушку и опять уснул.
А утром обнаружил, что лейтенанта в купе уже нет, вместо него на полке спит какая-то незнакомая женщина, а место напротив тети Аси тоже занято. Кто-то лежал, натянув одеяло на голову.
— Завтракать будешь? — спросила Ася.
Она была в халатике, но уже накрашенная, с немного припухшими, как показалось Павлу, губами.
За окном была степь. Раньше Лунин видел ее лишь в кино. Выжженное солнцем пространство, доходящее до горизонта. Ему хотелось открыть окно и почувствовать теплый ветер, который разгульно мотался из одного ее конца в другой.
— Спать! — сказала родственница и сладко потянулась.
Женщина, устроившаяся на бывшей полке лейтенанта, свесила голову и громко представилась:
— Нина… — а потом, через паузу: — Вы докуда едете?
— До Феодосии! — ответила Ася.
— А мы до Тамани, рано утром там будем…
— Вы одна?
— С сыном, он спит внизу…
— Вот и хорошо, — сказала Ася, — будет моему племяннику с кем поиграть.
— Не получится, — как-то очень тихо сказала женщина, — поиграть не получится, разве что поговорить, Гриша не видит…
Лунин посмотрел на противоположную нижнюю полку. Одеяло было все так же натянуто на голову, но чувствовалось, что мальчик под ним не спит. Павел не мог бы сказать, откуда он знает это, просто чувствовал, вот и все.
Поезд замедлил ход. Очередная станция, десять минут, чтобы размять ноги.
— Надо выйти, — сказала Нина, — тут фрукты хорошие и дешевые и цыплята жареные, пойдете?
— Я в халате, — стеснительно произнесла Ася, — а переодеваться…
— Ну ваш пусть отвернется, а моему все равно!
В этом «все равно» была такая тоска, что у Лунина первый раз в жизни сжалось сердце. Он смотрел на беленое здание маленького вокзала, на солнце, отсвечивающее от бака водонапорной башни, на пропыленные пирамидальные тополя, которые ветер целеустремленно наклонял в одну сторону, отчего листья казались серебристыми рыбинами, пытающимися найти воду. Ему нравилось смотреть на это, как доставляло удовольствие наблюдать за платформой, вдоль которой расположились местные — кто с фруктами, а кто с ведрами, закрытыми крышками, видимо, в них и хранились упомянутые Ниной жареные цыплята. И как может быть, что ничего этого ты не видишь!
— Павлик, отвернись! — громко сказала Ася.
Лунин представил себя черепахой, которая втягивает голову в панцирь. Даже носа вроде не видно, хотя глаза из-под панциря на самом деле видят все. Ведь тяжелые веки так и не закрылись, он тихо поворачивает голову, чтобы не привлечь к себе внимания, тетушка задернула занавеску на окне и быстро сняла халат.
Он никогда еще не видел живой голой женщины, только на картинках, что иногда приносили парни в класс. Да они его пока сильно и не интересовали, вокруг было и так много интересного. Но сейчас не смог удержаться, ему было стыдно, что он подглядывает, но поделать с собой ничего не мог.
Ася стояла к нему спиной. Вот она повернулась и чуть наклонилась, чтобы надеть брюки. Лунин почувствовал, как у него запылали щеки, внезапно взгляд его зацепил ее маленькую грудь, но она быстро скрылась под лифчиком.
— Помочь? — спросила участливая Нина.
— Нет, спасибо! — почему-то хихикнула тетушка, застегнула лифчик и надела блузку.
Женщины вышли из купе, и вскоре Лунин видел, как они торгуются на перроне. Ася покупала яблоки и клубнику, а Нина все же набрала тарелку жареных цыплят, прикупив еще малосольных огурцов в придачу.
— Мама! — раздался голос из-под одеяла, — мне надо в туалет.
— Ее нет, — сказал Лунин, — она на перроне, и туалет пока закрыт, станция.
— А ты кто?
Лунин назвал себя. Мальчик на нижней полке сбросил одеяло с головы, и Павел увидел, что глаза у него покрыты какой-то странной пеленой.
— Пить хочу! — произнес сосед.
— Сейчас, подожди!
Лунин, выполз из своего черепашьего панциря, который больше уже был не нужен, запрятал его под подушку, в надежде, что вдруг тетушке придет в голову еще раз переодеться при нем, и тогда он сможет рассмотреть ее не только сзади и сбоку, но и спереди, и спустился вниз.
Вода стояла на столике, Павел потянулся за стаканом, чтобы налить, как вдруг поезд дернулся и вновь остановился.
— Мама! — как-то жалобно сказал сосед.
— Тебя Гришей зовут? — спросил Лунин.
Тот кивнул головой. Дверь открылась, и появилась Нина с тарелкой в руках, а за ней и тетушка, с полиэтиленовым пакетом, полным фруктов и ягод.
— Познакомились?
Тарелка уже стояла на столике, от аромата жареных цыплят голова шла кругом.
— Я в туалет хочу, мама!
— Можно, я его провожу! — вдруг спросил Лунин.
Поезд тронулся.
— Пусть проводит, — сказала Ася, — мы хоть спокойно переоденемся. Да, ты фрукты возьми и помой, хорошо, Павлик?
— Внутри я сам справлюсь, — сказал Гриша, — а тут я просто не знаю куда идти. А ты с мамой?
— У меня мама умерла, — ответил Лунин, — я ее никогда не видел. Это тетушка.
— Она красивая?
Ася была самой обыкновенной. По крайней мере, Павел не находил в ней ничего особенного. Невысокая, худая, спина, оказывается, в веснушках, но не будет же он рассказывать об этом.
— Красивая! — ответил Лунин.
— А тебе сколько лет?
— Десять…
— Мне двенадцать! — гордо сказал Гриша.
Поезд тряхнуло, и он схватился рукой за стенку вагона.
Возле туалета была маленькая очередь: плешивый мужчина с бородой и женщина средних лет, крашеная блондинка с насупленным лицом.
— Придется подождать немного! — проговорил Лунин.
Гриша скорчил рожу. Плешивый закурил прямо у туалета.
— Мужчина, — недовольно пробурчала насупленная, — вы бы отошли, меня от дыма мутит!
— Беременная, что ли? — тупо сострил мужчина.
Женщина ничего не ответила, лишь посмотрела на него как на полного придурка и вошла в освободившийся туалет.
Павел опять начал смотреть в окно. Степь перешла в пшеничные поля, верхняя часть стекла была открыта, из него тянуло зноем.
— Ты видел море? — вдруг спросил Гриша.
— Еще нет, — ответил Лунин, — первый раз еду.
— А я не первый, но не видел, только слышал…
Туалет наконец опять освободился. Плешивый, насвистывая, удалился в сторону своего купе, повесив полотенце на шею, крашеная женщина с насупленным лицом прошествовала к себе еще раньше.
— Иди, — сказал Лунин, — сам справишься?
Гриша кивнул и закрыл за собой дверь.
Когда они оба вернулись в купе, то стол уже был накрыт, к жареным цыплятам добавили вымытые Луниным фрукты, а также снедь, что была захвачена еще из дома. Ася снова надела халат, Нина тоже была в халате, только каком-то аляповатом, в больших розовых и красных цветках.
— Вы когда выходите? — спросила тетушка.
— Рано утром, — сказала Нина, — в Тамани…
— А нам потом еще ехать долго…
— Понятно, через пролив, и там, вы ведь до Симферополя?
— А оттуда автобусом… Завтра к ночи доберемся…
Лунину не хотелось опять залезать на полку, и он вышел в коридор. С этой стороны поезда пшеничные поля опять сменились степью, иногда мимо проплывали беленые домики с черепичными крышами, вокруг которых были сады. Из купе вышла Гришина мама, Лунин набрался смелости и спросил:
— А почему это с ним так?..
Та остановилась, печально посмотрела на Павла и ответила, что он упал, давно, еще совсем маленьким, и повредился какой-то нерв в голове, операция не поможет, разве что вскрывать череп.
И пошла в сторону туалета.
А ночью, когда все они уже легли спать и за окном вдруг горизонт взметнулся языками странного пламени, Лунина впервые настиг тот липкий, душный и потный кошмар, который временами являлся на протяжении всех тех лет, что он прожил на этом свете. Иногда часто, порою отпуская его на несколько лет, но все равно возвращаясь.
Ему снилось, что он ничего не видит, более того, не может ходить. И все дело у него в голове. Что-то в ней переплелось не так, какие-то проводочки были подсоединены неправильно. И если их не рассоединить, то он никогда не сможет увидеть моря, как тот самый мальчик из купе давно уже забытого поезда, который страдал тем же самым, что и Лунин, и даже сейчас, в операционной, он находится на столе рядом, только вот кто из них сможет видеть, еще не ясно. Врач говорит, что проводочки в голове у Лунина мало того что подсоединены неправильно, так еще и вообще испорчены, где-то обрыв. А вот у Гриши обрыва нет, и он сможет видеть, если, конечно, клеммы не заржавели, хотя их можно и почистить, вот сейчас он почистит Лунину, а потом Грише, надо только найти напильник, где он?
Лица врача Лунин никогда не видел. Судя по голосу, это была женщина. Иногда ему казалось, что это его тетушка Ася, иногда, что та самая учительница, Наталья Николаевна, в которую он влюбился в седьмом классе, но чаще всего это был голос Лизы, только в нем проскальзывали какие-то незнакомые нотки, которых в своей настоящей с Лизой жизни Лунин никогда не слышал.
И заканчивался сон этот одним: Гриша поднимался с операционной кушетки и уверенно шел к выходу, а Лунин вдруг понимал, что зрение к нему не вернется. Проводок с красной клеммой испорчен, его не подсоединить к нужному месту, и он никогда не увидит моря. Может, потому Павел так и не смог полюбить его. С первого дня, когда он с теткой подошел к воде, у него вдруг появилось ощущение, что это не он должен смотреть сейчас на него, а тот слепой мальчик, что вышел из вагона рано утром на железнодорожной станции Тамань.
Потом ему с матерью надо было еще добираться до той, лермонтовской, Тамани автобусом, а они с Асей были уже на пароме. Он смотрел на спину тетушки и думал, что знает сейчас все про ее веснушки, наверное, как и пропавший рано утром лейтенант. А неподалеку из воды выныривали и вновь исчезали в волнах дельфины, которых Павлу было очень хорошо видно. Точно так же, как сейчас, уже поднявшись до маяка, он увидел, как из воды вырастает нечто громадное и такое ужасное, что Лунин вдруг на мгновение осознал: иногда лучше быть слепым.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 79 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |