Читайте также:
|
Наиболее перспективный путь к осуществлению проекта социоистории, включающей в свой предмет социальные аспекты всех сторон исторического бытия человека, открылся в новой локальной истории. Эта дисциплина, имеющая богатейшие вековые традиции, пережила свое второе рождение в процессе становления “новой истории”.
Особенно важную роль сыграла в этом процессе лестерская школа локальной истории, основанная У.Хоскинсом и Г.Финбергом, которые поставили во главу угла не локально-территориальный принцип, а описание и анализ реально существовавших социальных организмов локального уровня, создание коллективных портретов и биографий конкретных локальных общностей, иными словами воплощая на локальном уровне познавательный идеал социальной истории – историю общества как целостности.
То же направление развивалось и в Центре городской истории Лестерского университета, основанном Г.Дайосом. В 1960-е годы новая локальная история вела интенсивную “колонизацию” городской территории. В конце 1960-х – начале 1970-х годов распространилась теория обмена, а в середине 1970-х годов в историческом анализе локальных общностей начал активно применяться сетевой анализ, который был особенно многообещающим в решении проблемы "возвращения индивида" после реальной угрозы его выпадения из поля зрения исследователя в поисках статистических переменных. Локальные исследования 1960–1970-х годов не были простым продолжением или возрождением традиций, они обозначили радикальный поворот к изучению общественной жизни людей прошлого в ее реальных пространственно-временных рамках.
В многочисленных конкретных исследованиях на материале локальной истории, главным образом по истории отдельных деревень и приходов в средние века и в начале нового времени, анализировались не только основные демографические характеристики (фертильность, брачность, смертность) и демографическая ситуация в целом, структура семьи и домохозяйства, порядок и правила наследования собственности, системы родственных и соседских связей, но и социальная и географическая мобильность, социальные функции полов, локальные политические структуры и социально-культурные представления.
Этот комплекс вопросов выведен суммарно, в полном объеме он встречается сравнительно редко. Хотя локальные рамки исследования дают историку уникальную возможность овладеть всей совокупностью источников и всесторонне исследовать объект, имеются большие сложности с установлением общих связей между всеми описанными явлениями, а без этого и проблема соотношения с более широким контекстом, с социальным целым, остается, как правило, нерешенной.
В 1970–1980-е годы появляется все больше локально-исторических работ, нацеленных на всестороннее изучение той или иной локальной общности как развивающегося социального организма, на создание ее полноценной коллективной биографии.
Новейшие исследования обнаруживают два главных сложившихся в современной локальной истории подступа к изучению человеческих общностей. Первый подходит к этой проблеме со стороны индивидов, составляющих ту или иную общность, и имеет предметом исследования жизненный путь человека от рождения до смерти, описываемый через смену социальных ролей и стереотипов поведения и рассматриваемый в контексте занимаемого им на том или ином этапе социального жизненного пространства.
Второй отталкивается от раскрытия внутренней организации и функционирования самой социальной среды в самом широком смысле этого слова, включая исторический ландшафт, отражающий “физическую реальность локального мира”, и социальную экологию человека, весь микрокосм общины, все многообразие человеческих общностей, неформальных и формальных групп, различных ассоциаций и корпораций, и выявляет их соотношение между собой, а также с социальными стратами, сословными группами, классами. При этом используется вся совокупность местных источников, фиксирующих различные аспекты деятельности индивидов. В конечном счете, речь идет о соотношении между организацией жизни в локальной общине, которая функционирует г.о. как форма личной, естественной связи людей, и социально-классовой структурой, фиксирующей качественно иной – вещный характер социальных отношений.
В своей книге о Ковентри XV – начала XVI в. известный британский историк – лидер лестерской школы локальной истории Ч.Фитьян-Адамс использовал оба эти подхода и усовершенствованные методики демографического, социологического и антропологического анализа. Городское общество предстало перед исследователем как упорядоченная совокупность индивидуальных социальных позиций, взятых в переплетающихся сегментах включающих их формальных и неформальных социальных групп (домохозяйства, профессиональные корпорации, религиозные гильдии, институты городского управления, семьи, соседства, имущественные страты), а также в динамике индивидуальных жизненных циклов горожан с характерной чередой социальных ролей.
Так биологические циклы жизни индивидов оказались связаны с системой стратификации и социальными процессами в микроструктурах и в городском обществе в целом. История города была рассмотрена сквозь призму смены поколений, ритмов повседневной жизни, социально-культурных контекстов, включая городской фольклор и традиционные ежегодные ритуалы, в результате чего, по меткому выражению самого исследователя, “социальные скелеты обрастают индивидуальностью, жизнью, культурой”[lxxviii].
Таким образом, на смену традиционной локальной истории пришла “локальная антропологически ориентированная социальная история”, которая включила в свой и без того богатый арсенал все наиболее эффективные методические разработки британской социальной антропологии. А.Макфарлейн, в своей статье о кооперации истории и антропологии в изучении локальных общностей, назвал этот тип интенсивного исторического анализа “микросоциальной историей”[lxxix].
Локальная община выступает как первичное сообщество, самостоятельный социальный организм, который, обеспечивая непрерывное воспроизводство общественного человека, объективно включенного в социальную структуру, образует субстратную основу общественного развития. Объективный способ существования одновременно устанавливает отношения всех членов общины друг к другу и образует саму общину. Локальные общности (и семейные структуры) входят в различные контуры-подсистемы социального управления и играют важную роль в детерминации демографического, экономического, социального и всех других видов поведения людей. Именно здесь находится узел связи, в котором эти структуры обнаруживают свою нерасчлененность.
При этом многие британские социальные историки прекрасно осознают условный характер той “географической демаркации границ”, которая предшествует локально-историческому анализу, и искусственность вычленения изучаемого объекта из окружающего его более обширного социального и культурного пространства.
Безусловно, локально-исторические исследования этого типа значительно расширили возможности комплексного подхода в историческом исследовании, вне зависимости от конкретного аспекта исторической действительности, фокуса ее отражения или от масштаба социального объекта, которые были избраны для анализа в той или иной отдельно взятой работе. Ведь синтезирующий потенциал конкретно-исторического исследования определяется, в конечном счете, не его пространственными и временными рамками, а наличием у исследователя внутреннего императива к постижению исторического процесса в его целостности и пониманию места изучаемого объекта в этом процессе.
Локальные исследования, которые М.Постан справедливо называл “микрокосмическими”, имеют все же надежный выход в макроисторическое пространство и способны выполнять роль первичных блоков в более амбициозных проектах социоистории.
Уже к началу 1980-х годов многочисленные локальные исследования по отдельным периодам истории подготовили обновленную, гораздо более совершенную базу для обобщений на национальном уровне. Одна из удачных попыток нового синтеза была предпринята на хорошо освоенном материале социальной истории Англии XVI-XVII вв.[lxxx]
В обобщающем труде “Английское общество в 1580-1680 годы” К.Райтсон, опираясь на десятки локально-исторических исследований, в том числе на собственные изыскания, показал, как крупные социальные сдвиги XVI-XVII вв., вызванные совокупным эффектом демографических, экономических, культурных и административных изменений в национальном масштабе, с одной стороны, привели к усложнению и углублению социальной стратификации (социальная стратификация – в различных формах – предшествует действительному классообразованию) на местах, перестройку в локальных социальных отношениях, а с другой – к интенсификации взаимодействия между локальными сообществами и более тесной интеграции последних в национальную общность. Институты брака и семьи, внутрисемейные отношения, социальные группы и вертикальные связи локального уровня рассматриваются в контексте макропроцессов – движения населения, сдвигов в социально-экономической и духовной сферах, в функционировании институтов поддержания общественного порядка и механизмов разрешения социальных конфликтов.
Именно в поляризации социальных интересов и углублении социальной стратификации в местных структурах тысяч провинциальных общин автор находит ключевой момент связи между макроструктурными сдвигами и повседневной жизнью людей[lxxxi]. Центральное место в его теоретической конструкции, охватывающей три элемента – семью, локальную общность и систему социальной дифференциации национального масштаба, – занимает локальная община, которая включает в себя и семьи, и элементы социально-классовой структуры, и другие фрагменты социального целого и представляет собой пространственно идентифицируемое выражение общественных отношений.
В своем заключении Райтсон как бы набрасывает интегральную модель будущей “новой социальной истории Британии”, ориентированной не на выведение “среднего” или “типичного”, а на максимальный учет всех региональных вариаций в их специфической связи с национальным целым.
Дальнейшая разработка этого подхода была осуществлена в работе уже упоминавшегося Ч.Фитьян-Адамса со знаменательным названием “Переосмысливая английскую локальную историю”. Он предложил модель, учитывающую социально-пространственные структуры разного уровня и различной степени интеграции: “ядро общины”; община как целое (сельская или городская); группа соседских общин; более широкая область с общей социокультурной характеристикой; графство; провинция, или регион. В основе этой модели лежит концепция “социального пространства”, охватывающего различным образом ограниченные и частично перекрывающие друг друга сферы социальных контактов[lxxxii].
Само понятие “локальное общество” становится в предложенной перспективе чрезвычайно подвижным, а во главу угла ставится проблема последовательной исторической реконструкции каждого из звеньев этой цепочки с обоих ее противоположных концов, на которые обычно расходятся интересы “локального” и “национального” историков, в то время как последний должен, не ограничиваясь анализом общественного строя и государственных структур, “иметь дело и с менее очевидными явлениями, такими как территориально-консолидирующая функция различных аспектов национальной культуры (от права и религии до образования), ожидаемые нормы поведения, центростремительные силы двора и капитала, провинциальные сферы аристократического влияния, соединительная “ткань” коммуникаций, торговли и идей, или вся совокупность тех категорий людей – от коммерсантов до бродяг и мигрантов, чьи передвижения способствовали смешению популяций различных регионов друг с другом.
Ниже этого “возвышающегося” уровня национальных нормативов и активных посредников национального масштаба, но связанное с ним – через провинциальных лидеров, игравших какую-то роль на национальной сцене, через органы местного управления, через тех, кто базируясь на местах занимался межрегиональными контактами, – лежит то, что можно рассматривать как дополнительный домен локального историка, в чью задачу поэтому входит идентификация и раскрытие структур и судеб множества региональных и локальных обществ, из которых и состоит нация”[lxxxiii].
Однако проблема включения локально-исторических сюжетов в более широкий региональный или национальный контекст все еще до конца в теоретическом плане не разработана.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 261 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |