Читайте также:
|
| Легкие пушки | ||
| Легкие гаубицы | ||
| Тяжелые орудия | ||
| Очень тяжелые орудия | - | |
| Зенитные орудия | - | |
| Общее число | 11 321[140] |
По мнению известного в мировой науке экономиста Дж.-М. Кейнса, Россия все же приложила колоссальные усилия: производственный потенциал России увеличился между 1913 и 1917 гг. почти на 40% (затем наступил резкий спад). Доля иностранных инвестиций в общем их объеме капиталовложений составила примерно половину[141].
Пытаясь уже в ходе войны исправить положение с транспортом, русское правительство в срочном порядке начало строить 5 тыс. километров новых железнодорожных путей, но к 1917 г. сумело завершить строительство лишь половины из них[142]. Самой важной была Мурманская железная дорога, соединившая железнодорожную систему России с единственным незамерзающим портом на Баренцевом море. Важным достижением России было завершение строительства железной дороги Петроград – Мурманск.
К 1917 г. дефицит бюджета достиг 39%[143]. С начала войны правительством были проведены 6 внутренних облигационных займов на общую сумму 8 млрд. р., с помощью которых было покрыто 30% военных расходов к началу 1917 г.[144]
Своеобразный итог военным займам 1916 г. подвело состоявшееся 6 февраля 1917 г. заседание Комитета финансов, последнее в его почти вековой истории. Полностью посвященное анализу проблем внутреннего государственного кредита и положению казначейства, заседание отличалось несвойственной его участникам резкостью суждений, их нескрываемым пессимизмом... популяризации займов не достигнут желанной цели, если не будет создана более благоприятная почва внутри империи[145].
Не менее жесткую оценку сложившейся ситуации давала Кредитная канцелярия. Исполнив к концу января указание министра финансов о разработке программы проведения внутренних кредитных операций на 1917 г., она, имея в виду краткосрочн6ые и долгосрочные займы, отмечала, что «емкость... рынка в отношении помещения в такого рода займы представляется в известной степени использованной»[146]. По существу, это был «приговор» внутреннему кредиту царского правительства.
Положение дел в стране и армии как нельзя лучше иллюстрируют два известных документа:
1. Показания А.Д. Протопопова (на момент Февральских событий занимавшего должность министра внутренних дел) Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства о состоянии страны к зиме 1916/1917 гг.;
2. Протокол журнала 141 Особого совещания[147] для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства о положении России в начале 1917 г. (см. прил. 2,3).
Участие России в продолжительной широкомасштабной войне коренным образом изменило положение с военным строительством, усилило существующие противоречия, породило и обострило трудности как объективного, так и субъективного характера.
Так сложилось исторически, что военная область была сферой влияния исключительно императора. Основные государственные законы подчеркивали, что «Государь Император есть Державный Вождь Российской армии и флота. Ему принадлежит верховное начальствование над всеми сухопутными… вооруженными силами Российского государства. Он определяет устройство армии и флота и издает указы и повеления относительно дислокации войск, приведение их на военное положение, обучение их, прохождение службы чинами армии и флота, всего вообще относящегося до устройства Вооруженных сил и обороны Российского государства»[148].
С 23 августа 1915 г. верховное главнокомандование Вооруженными силами осуществлял император Николай II. «Личное руководство» императора и присутствие его свиты на театре военных действий не оказало благотворного влияния на повышение боеспособности армии. Одновременное руководство армией и государственными делами отрицательно сказывалось на результатах обеих сфер. Подсчитано: из 19 месяцев пребывания на посту Верховного главнокомандующего 9 месяцев царь находился в Ставке, 6 – в столице, 4 – в разъездах между Могилевом, Царским Селом и Петроградом[149].
Назначение Николаем II самого себя Верховным главнокомандующим А.А. Брусилов назвал «добавлением ко всем остальным бедствиям»[150]. В этих пяти словах заключена, по мнению диссертанта, очень точная «аттестация» Николая II, как Главковерха.
При Верховном главнокомандующем состоял штаб, который включал ряд управлений, ведавших разработкой оперативных вопросов, организацией разведки, укомплектованием войск фронтов и обеспечением их главными видами довольствия, назначениями командного состава, руководством путей сообщения на театре военных действий, осуществлением взаимодействия сухопутных сил с флотом, а также многими другими. Должность начальника штаба Верховного главнокомандующего занимал генерал М.В. Алексеев, выдающийся стратег, обладающий невероятной работоспособностью[151].
Необходимо подчеркнуть, что из воевавших государств только Россия с начала Первой мировой войны имела между Верховным главнокомандующим и руководством армиями промежуточную командную инстанцию – фронтовое командование[152].
Военная стратегия Николая II как Верховного главнокомандующего носила крайне пассивный характер. Наступательные операции предпринимались редко, не достигали поставленных целей. За 19 месяцев командования императора Северный и Западный фронты, перемещаясь на восток, оставили врагу обширные территории Белоруссии и Украины. Верховный главнокомандующий не смог воспользоваться и успехами Кавказской армии и Северо-Восточной Турции и Персии. Босфорская операция осталась незавершенной[153].
До марта 1917 г. император как глава государства имел высшие полномочия в вопросах военно-кадровой политики. Именно он подписывал все законы, указы, решения Военного Совета, относившиеся к сфере расстановки и комплектования офицерского корпуса.
Много правовых актов было введено личными указами царя. В целом анализ полномочий императора и его деятельности по решению кадровых проблем показал, что глава государства придавал формированию офицерского корпуса одно из первостепенных значений.
Николай II практически участвовал в регулировании служебного роста офицеров. Император ежедневно принимал решения по кадровым вопросам. Он утверждал кандидатские списки на повышение в чинах и должностях офицеров. Его личной прерогативой было присвоение всех офицерских званий и назначение на высшие военные посты.
Гвардейские же части вообще были недоступны вмешательству даже со стороны командующих фронтами в вопросы назначения или смещения командиров, и именно там по свидетельству А.А. Брусилова[154], были произведены самые неудачные кадровые назначения – командир I Гвардейского корпуса Великий князь Павел Александрович, который ничего не понимал в военном деле; командир II Гвардейского корпуса Гаук, терявший в боевой обстановке присутствие духа. Гвардейские части шли в атаку любой ценой, не считаясь с потерями[155].
Значительные промахи у императора были и в области внешней политики. Россия попала в зависимость от иностранных кредитов, она несла основную тяжесть войны, но среди стран Антанты была лишь на третьем месте, и император не смог добиться усиления роли России.
Диссертант полагает, что состояние Русской армии к 1917 г. отражало слабость страны в политической, социальной, экономической и культурной сферах. Русские солдаты отличались мужеством и упорством, но огромные людские силы часто использовались военачальниками бездарно. Неэффективная организация порождала дефекты снабжения во всем – вооружении, амуниции, средствах связи, медицинском оборудовании. В России отсутствовало главное необходимое для войны индустриального века условие – компетентное экономическое планирование. Бездумно мобилизовывались квалифицированные рабочие. Невоенные отрасли промышленности пришли в упадок довольно быстро, озлобляя страдающее население. Отсутствие промышленных товаров лишало стимула сельскохозяйственных производителей.
Запасы продовольствия сосредотачивались на частных складах, император не смог добиться их передачи на удовлетворение потребностей народа и армии. Огромная страна не имела четкого контролирующего механизма. Все эти факторы отрицательным образом сказывались на боеспособности армии.
На основании изложенного выше, можно сделать определенные выводы:
1. Россия, не имея подлинной, воодушевляющей народ общенациональной цели, оказалась вовлеченной в полномасштабную войну, требующую привлечения всех ее ресурсов. Эта ситуация была бы, возможно, терпимой в случае скоротечной войны, но напряжение нескольких лет и потери, исчисляемые миллионами человеческих жизней, делали сомнительной моральную обоснованность жертв.
2. Самодержавие оказалось неспособным справиться с кризисом в условиях участия в мировой войне. Это и дало основание величайшему российскому философу Н.А. Бердяеву писать: «Разложение императорской России началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Война докончила процесс разложения. Нельзя даже сказать, что Февральская революция свергла монархию в России, монархия в России сама пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников»[156].Процесс разложения в немалой степени коснулся и армии. Тенденции разложения армии прогрессировали.
3. Несмотря на бурный подъем военно-промышленного производства в стране правительству не удалось добиться четкого своевременного обеспечения фронтов как необходимым вооружением, так и довольствием:
а) из-за отсутствия производства в стране некоторых видов по тому времени средств вооружения;
б) низкой пропускной способности железных дорог, недостатка подвижных составов;
в) практически отсутствия коммуникаций между фронтами;
г) отсутствия четкого механизма контроля за снабжением армий.
4. Отсутствие политической стабильности в стране, нехватка товаров первой необходимости, вызванная переводом экономики на военные рельсы, сказались на ухудшении морально-психологического состояния населения и армии, способствовали росту антивоенных настроений.
5. Тенденция потери армией боеспособности приобрела устойчивый характер. Более того, латентные процессы падения морального духа офицерства и особенно солдат, все чаще прорывались наружу.
Таким образом, к 1917 г. Русская армия в силу объективных и субъективных факторов стала активным субъектом революционных событий в стране.
Русская армия, став активным субъектом революционных событий в феврале 1917 г., представляла собой жизненно-важный интерес для двух властных параллелей, возникших в России практически одновременно после падения самодержавия - Временного правительства[157] и Петроградского Совета рабочих депутатов[158]. Это объясняется следующим:
1)во-первых, в силу того, что армия является гарантом существования государства;
2)во-вторых, в условиях участия России в мировой войне армии придавалось более важное, чем в мирное время, значение, поэтому вопрос о сохранении ее боеспособности стоял наиболее остро;
3)в-третьих, на фоне общего политического, социально-экономического и духовного кризиса в стране, вызванного затянувшейся войной, армия подвергалась процессам деформации и разложения (в значительной степени – в тыловых гарнизонах) и требовала принципиально новых концептуальных подходов к военному строительству;
в-четвертых, Февральская революция, приняв стремительный и необратимый характер, привела страну к результатам, неожиданным для всех без исключения общественных движений и партий, выступавших против существующего строя и, соответственно, спровоцировавших эти события. Это признавал и один из лидеров революции П.Н. Милюков: «Мы не хотели этой революции перед лицом неприятеля, я даже не предвидел ее: она произошла без нас, по вине, по преступной вине императорского режима»[159].
Затянув организационный момент по формированию кабинета правительства, буржуазия получила параллельную властную структуру в лице самоназначенных лидеров Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Советы же продемонстрировали способность быстрого реагирования на развитие ситуации и воспользовались возможностью установления контроля над армией, создав условия для стихийного развития процессов дальнейшей демократизации в армии, которые вызвали падение ее боеспособности.
Как показывает ход исторических событий, любая революция порождает инициативу практически всех политических образований, представителей всех социальных слоев общества в борьбе за власть, и влияние на армию как средство удержания власти.
В ходе Февральской революции в стране установилось двоевластие: с одной стороны, – Временное правительство (правительство буржуазии и помещиков), с другой – Петроградский Совет. По определению В.И. Ленина, «... выражающий интересы пролетариата и всей беднейшей части городского и сельского населения» между Временным правительством и Петроградским Советом, несмотря на видимое отсутствие конфликта развернулась основная борьба за власть.
В таких условиях Временное правительство начало борьбу за установление контроля за армией в условиях двоевластия. Для начала необходимо было разработать концепцию военного строительства.
Однако разработка подобной концепции для Временного правительства осложнялась не только деструктивным состоянием Петроградского гарнизона, стихийно втянутого в революционные события в столице, но и молниеносно распространившимся по армиям Приказом №1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, опубликованного 1 марта 1917 г. (см. прил. 5).
Столь стремительному распространению приказа по армии способствовали следующие факторы:
1. Сенсационность содержания приказа. Поскольку он объявлял о необходимости немедленных выборов в солдатские комитеты (п.1), что фактически означало самоуправление в армии; содержал требование согласования приказов военной комиссии Государственной думы с нормативными актами Петросовета (п.4); предусматривал установление контроля над оружием солдатскими комитетами (п.5); значительно расширял политические права солдат (п.6); отменял титулование офицеров (п.7).
По свидетельству П.Н. Милюкова[160] 4 пункта печально знаменитого приказа были предложены сотрудником газеты «День» С.А. Кливанским, известным более под псевдонимом «товарищ Максим»: «1) предложить солдатам не выдавать оружия никому; 2) немедленно избрать представителей в Совет; 3) предложить товарищам солдатам подчиняться при своих политических выступлениях только Совету рабочих и солдатских депутатов; 4) подчиняясь на фронте офицерам, вместе с тем считать их вне фронта равноправными гражданами». На основании изложенного было бы правомерным снять предположения о том, что Приказ №1 – абсолютное, свободное творчество масс.
2. Хотя первый абзац приказа и содержит ссылку – «... для исполнения по гарнизону Петроградского округа», последний же гласит: «Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах». Такая формулировка давала основания на тиражирование приказа значительно шире пределов Петроградского гарнизона.
3. Кроме того, текст приказа 6-го и 7-го марта передавался и по радио, это явствует из радиосводки, сохранившейся в РГВИА[161].
Издав Приказ №1, Петроградский Совет, с точки зрения тактики, в самом начале Февральских событий одержал серьезную победу над Временным комитетом Государственной думы в борьбе за влияние на армию, объявив (в п.3) о своем политическом руководстве войсками и закрепив свои завоевания даже в названии своего органа[162].
С точки зрения стратегии, Петросовет одним безответственным росчерком пера свел на нет важнейший в армии принцип единоначалия, что не могло не привести к падению дисциплины в войсках и, как следствие, – падению их боеспособности.
Принцип выборности командиров не был включен в Приказ №1 Петросовета, однако он был приемлем для концепции военного строительства Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Свидетельством тому служит обсуждение вопроса о целесообразности введения выборного начала в армии на совместном заседании с членами Временного комитета Государственной думы в ночь с 1 на 2 марта 1917 г., на котором со стороны Петросовета присутствовали члены исполкома меньшевики Н.С. Чхеидзе, Н.Д. Соколов, Н.Н. Суханов, Ю.М. Стеклов и эсер В.Н. Филипповский[163].
На указанном выше заседании правые социалисты объявили о своем решении в состав правительства не входить, предоставить Временному комитету IV Государственной думы по своему усмотрению сформировать временное правительство на определенных условиях (прил. 6), двумя из которых были:
— невывод и неразоружение революционных полков;
— гражданские права для солдат.
Тем не менее, силу противостояния Временного правительства и Петросовета, явно продемонстрированную в документах, принятых в это время, не следует, полагает соискатель, преувеличивать. В первые дни революции отчетливо проявилось и обоюдное стремление к взаимодействию. Характер взаимоотношений официальной власти и революционной демократии отнюдь не исчерпывался известной формулой: «власть без силы и сила без власти». Еще 1 марта в ходе переговоров с думским комитетом члены Исполкома Совета заявили, что они будут поддерживать Временное правительство постольку, поскольку оно будет осуществлять согласованную с Исполкомом программу.
Подтверждение этому находим в небезызвестном труде П.Н Милюкова[164]. Все выдвинутые Петросоветом требования были приняты Временным правительством и опубликованы в воззвании к гражданам от 6 марта 1917 г., в котором излагалась программа его деятельности. Воззвание от 6 марта первой своей задачей ставило доведение войны до победного конца[165].
Первоочередность означенной задачи автоматически выдвигает на передний план вопрос об усилении влияния Временного правительства на армию.
Решение этой важнейшей для правительства задачи осложнялось:
а) «... незнанием позиции войск не только вне Петрограда и не фронте, но и даже внутри Петрограда и в ближайших его окрестностях»[166].
б) объявленным Петросоветом началом «демократизации» армии, а также необходимостью согласования решений с вышеназванным органом;
в) деформацией взаимоотношений между солдатами и офицерами, выразившейся в массовых неповиновениях и убийствами командиров. По свидетельству военного атташе английского посольства в России генерала Нокса в батальоне Волынского полка все 40 офицеров были изгнаны, в Егерском – 22, в 1-м Железнодорожном – из 64 оставлено 16, да и те были разоружены[167].
То же самое происходило и в других тыловых гарнизонах[168]. В Казанском военном округе за несколько дней революции были арестованы 20 генералов, около 150 полковников и подполковников[169].
По мнению диссертанта, главной проигранной позицией Временного правительства было упущенное время. Петросовет изданием Приказа №1 заставил Временное правительство идти вслед за событиями, учитывать озвученные правила.
Вопреки расхожим мнениям нельзя утверждать, что Временным правительством не предпринимались попытки по преодолению негативных явлений в армии в самом начале февральских событий: первой акцией комитета явился приказ о водворении воинских частей обратно в казармы, о возвращении офицеров в свои части, о сдаче оружия и полном подчинении солдат офицерам[170].
27 февраля, еще до взятия буржуазией власти, Временный комитет предпринял попытку обуздать армию, создав Военную комиссию под руководством полковника Б.А. Энгельгардта[171] одной из целей которой было восстановление в армии руководства офицеров над солдатскими массами.
10 марта 1917 г.[172] налажена работа контактной комиссии по установлению взаимоотношений с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов (в т.ч. и по вопросам, касающимся армии).
Диссертант полагает, что во всех этих мерах предпринятых правительством, внешне последовательных и логичных недоставало знания психологии солдатских масс.
Отказавшись стрелять в демонстрантов и повернув оружие в сторону жандармов, солдаты нарушили присягу. Вовлеченные стихией в разгром арсенала, разграбление винных складов, роспуск тюрем, расправы над офицерами – превратились в толпу уголовных преступников и, конечно же, осознавали, что по всем законам заслуживают жесточайшего наказания.
Для того, чтобы получить индульгенцию в своих прегрешениях, депутация от питерских солдат обратились во Временный комитет Государственной думы с просьбой издать какое-нибудь постановление о мерах, закрепляющих революцию в армии. На ответ комитета, что для таких решений время не наступило, один из солдат повернулся на каблуках, сказав: «Тем лучше. Мы напишем приказ сами»[173].
Неправильно выбранный тон в отношении солдат, непонимание их насущных проблем оттолкнули солдат от буржуазного правительства, заставили искать покровителей в лице Петроградского Совета рабочих депутатов, вопреки тому, что в начале революционных событий Временный комитет Государственной думы в сознании солдат ассоциировался с законной полноправной властью, по свидетельству П.Н. Милюкова, 27 февраля 1917 г., воинские части одна за другой в полном составе переходили на сторону Государственной Думы[174].
Как писал впоследствии английский посол Д. Бьюкенен, «... если бы только среди членов Думы нашелся настоящий вождь, способный воспользоваться первым естественным движением восставших войск к Думе и сумел бы собрать их вокруг этого единственного легального конституционного учреждения в стране, то русская революция получила бы счастливое продолжение. Но такого вождя не оказалось»[175].
Диссертант полагает, что здесь должна идти речь не столько о вожде, сколько о разумном и взвешенном, а главное, своевременном законодательном разрешении ситуации, сложившейся в Петроградском гарнизоне, принявшем участие в революционных событиях. Поэтому можно частично согласиться с таким наблюдением английского посла и сделать вывод: Временное правительство (в тот момент – Временный комитет) на сутки опоздало в решении наиглавнейшего вопроса текущего момента – установления контроля над солдатскими массами, в результате чего получило 1 марта Приказ №1 Петросовета, написанный под диктовку солдат и популистов различного толка членом исполнительного комитета Н.Д. Соколовым[176].
Временное правительство так и не смогло преодолеть громадную социальную дистанцию, разделявшую ее с народом, представителями которого были, в частности, солдаты.
У буржуазии не было другого выхода, кроме компромисса с Петроградским Советом, в распоряжении которого находился 200-тысячный Петроградский гарнизон, получивший «откупную» у Совета.
Главные задачи своей внутренней политики Временное правительство обнародовало в Декларации 3 марта 1917 г. В ней объявлялось о полной и немедленной политической амнистии; установлении свободы слова, печати, собраний для всех граждан независимо от сословий и национальности и распространении этих положений на военнослужащих; немедленной подготовке на основе всеобщего, равного, тайного и прямого голосования выборов Учредительного собрания, которое должно будет установить форму будущего правления и Конституцию страны; замене полиции народной милицией; перестройке местного самоуправления. В Декларации особым пунктом предусматривалось неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционных выступлениях и при этом подчеркивалась необходимость сохранения строгой воинской дисциплины. Для солдат устранялись все ограничения в пользовании общественными правами, в которых они уравнивались со всеми остальными гражданами.
Повсеместно проводились солдатскими комитетами выборы офицеров[177].
Необходимо подчеркнуть, что в построении концептуальных основ в военном строительстве Временному правительству необходимо было совместить две взаимоисключающие тенденции, заложенные в Декларации. Первая тенденция – дальнейшая демократизация армии, обусловленная требованиями Петроградского Совета. Вторая тенденция – укрепление дисциплины в армии, сохранение боеспособности Вооруженных сил в соответствии с курсом на продолжение войны до победного конца.
Первым шагом по локализации действия Приказа №1 явилось требование правительства ограничить его действие пределами Петроградского гарнизона.
Приказ №2 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от
5 марта 1917 г.[178] (см. прил. 7), разъясняющий Приказ №1, получил меньшую известность, чем предыдущий в силу того, что он был передан на фронты по официальным каналам Военного министерства[179] 7 марта. В тот же день приказ был напечатан в газетах «Речь» и «День»[180]. В «Известиях Петроградского Совета» приказ опубликован не был. По форме приказ не отличался четкостью, ясностью и лаконичностью. И, хотя он написан не только с ведома, но и по явному требованию Временного правительства, нанес еще один непоправимый удар по дисциплине в армии, узаконил «Все произведенные до настоящего времени выборы офицеров»[181].
Пункт 2 содержал обещания решения вопроса о выборности командиров. Приказ вызвал отрицательную реакцию на фронтах. Кроме чудовищного содержания приказа у главнокомандующего Северным фронтом генерала Н.В. Рузского вызвало возмущение то, что подобные «приказы» попадают не через Ставку, о чем в телеграмме от 6 марта[182] он сообщает начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу М.В. Алексееву и просит поставить об этом в известность «центральное правительство». В тот же день Н.В. Рузский доложил в Ставку, что в Пскове, Двинске и других городах произведены массовые аресты офицеров и генералов солдатами. Командующий выразил опасения в том, что «... представляется серьезная опасность разложения армии, при которой предстает грозный вопрос о возможности успешной борьбы с нашим противником»[183].
4 марта военный министр А.И. Гучков рассылает телеграммы по инстанциям: «Убедительно прошу не принимать суровых мер против участников беспорядков, они только подливают масла в огонь... при этом добавил, что правительство фактически не располагает властью «...само существует, лишь пока это допускается Советом»[184].
Пункт 4 Приказа №2 предписывал исполнение распоряжений думского комитета при условии, что они не противоречат постановлениям Петросовета. Пунктом 1 утверждались выборные комитеты из нижних воинских чинов.
Демократизация армии, изначально имела уродливую форму, приданную ей Петроградским Советом, резонируя, достигала чудовищных результатов.
4 марта от командира 42 армейского корпуса А.А. Гулевича поступила телеграмма о том, что крепость Выборг захвачена солдатами: «Власть над гарнизоном крепости в руках солдатских делегатов... Комендант крепости генерал от инфантерии Петров арестован нижними чинами»[185].
В действующей армии начались массовые неповиновения солдат командирам, о чем свидетельствуют рапорт командующего 12 армией Р.Д. Радко-Дмитриева главкосеву генералу Н.В. Рузскому от 5 марта 1917 г. и предписание и.о. начштаба 7 армии Н.Н. Головина о принятии мер против распространения в армии Приказа №1[186].
В отличие от высшего военного командования Временное правительство не решилось на запретительные меры с целью пресечения действия Приказов №1,2 Петросовета, соответственно падения дисциплины в армии, проявлениям анархии.
Вместо этого от лица Петроградского Совета был составлен и подписан Военным министерством вполне лояльный текст Воззвания (см. прил. 8), где еще раз было прописано ограничение действия вышеназванных приказов пределами Петроградского округа; содержался призыв к налаживанию отношений между солдатами и офицерами и обещание выработки новых правил взаимоотношений между солдатами и командным составом[187].
По мнению диссертанта, с момента опубликования данного документа началась «капитуляция» Временного правительства в борьбе за влияние на армию.
В войска тем же числом была направлена директива за подписью военного министра – приказ №114[188], которым отменялось титулование офицеров, действие ст.ст. 99-104 Устава внутренней службы, запрет на участие в различных союзах и обществах, образуемых в политических целях.
Здесь же предлагалось Главному управлению приступить к разработке соответствующих статей воинских уставов в соответствии с новыми узаконениями.
Комиссия по переработке военного законодательства во главе с бывшим военным министром генералом А.А. Поливановым приступила к спешному перекраиванию старых воинских уставов. Их подгоняли под заявленную «демократизацию» в армии. Необходимо заметить, что ни в одном из приведенных документов, а также отдельно, концепции дальнейшего повышения боеспособности Русской армии правительством сформулировано не было.
Обращает на себя внимание и тот факт, что текст новой Присяги[189]
(см. прил. 9) был опубликован 9 марта. Уже на 12 марта в ГУГШ было назначено ее принятие: «В воскресенье, 12 марта, в 12 часов дня в помещении Генерального штаба будут приведены к присяге на верность службы Отечеству и новому государственному строю все чины ГУГШ»[190].
Данный документ дает основания полагать, что даже военные чины Генерального штаба не совсем точно выражали сущность новой власти (см. выше подчеркнутое авт.), поскольку Конституцию и форму государственного правления согласно принятой Временным правительством программе должно было принять Учредительное собрание.
Генерал А.И. Деникин, в то время командовавший 8 армейским корпусом на Румынском фронте, пишет, что «приведение к Присяге прошло спокойно… ни подъема, ни успокоения в смятенные умы не внесло» и только «…граф Келлер заявил, что приводить к присяге свой корпус не станет, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства[191].
Анализ текста Присяги приводит к выводу о том, что составлена она была наспех, не был сделан акцент на повышение чувства патриотизма, долга военнослужащих, защиту Отечества от внешнего врага.
Грамотно, с большим пафосом, составленный текст Присяги несомненно мог бы положительно сказаться на повышении морального духа армии и дисциплины.
Можно предположить, что Исполнительному комитету Петроградского Совета вряд ли понравилось содержание торжественной клятвы, поскольку в ней нет ни слова о свершившейся революции и явно взяты атрибуты из царских времен: «…осеняю себя крестным знамением…». К тому же 9 марта Временное правительство за подписью военного министра выпустило воззвание к армии, в котором, правда, в осторожных выражениях атаковало Петроградский Совет: «Объединяйтесь все около Временного правительства, веря, что оно положит все силы на вашу защиту. В столице отдельные группы продолжают сеять раздор, связывая решения Временного правительства и препятствуя их проведению в жизнь… Не слушайтесь сеющих рознь. Много немецких шпионов, скрываясь под серой солдатской шинелью, мутят и волнуют нашу среду»[192].
Газета «Правда»[193] не преминула заявить, что выступление Временного правительства является не чем иным, как нападением на Совет рабочих и солдатских депутатов. В полках столичного гарнизона начались митинги протеста. С фронта в Петроградский Совет стали прибывать делегации солдат, настойчиво требуя мер против наступления генералов[194].
Воззвание Гучкова вызвало массовый протест: от 8 марта о распространении действия Приказов №1,2 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов только на Петроградский гарнизон; от 11 марта на Петроградской стороне состоялся антивоенный митинг, в котором приняло участие 1500 человек, было постановлено предложить Совету немедленно обратиться к международной, в особенности к германской и австрийской, демократии с призывом заставить свои правительства заключить мир. 12 марта прошло собрание на Ижорском заводе, оно предложило Совету обратиться к рабочему классу воюющих стран восстать против своих правительств и заключить мир[195]. В тот же день в Москве развернулись демонстрации под лозунгами: «Да здравствует Учредительное собрание», «Мир и братство народов»[196].
В ответ на вышеизложенные резолюции лидеры исполнительного комитета Петросовета 14 марта обратились к народам всего мира: «В сознании своей революционной силы российская демократия заявляет, что она будет всеми мерами противодействовать захватнической политике своих господствующих классов и она призывает народы Европы к совместным решительным выступлениям в пользу мира»[197].
Воззвание Совета не указывало конкретные меры в борьбе за мир. Оно даже не обещало начать в ближайшее время переговоры о мире. Напротив, в воззвании подчеркивалось: «Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакционных посягательств как изнутри, так и извне. Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силе»[198].
В ответ на воззвание Совета дипломатический корпус союзнических стран потребовал точного определения позиции Временного правительства. 16 марта Милюков как министр иностранных дел послал телеграммы русским представителям за границей, в которых подчеркивал, что русская революция имеет своей целью довести войну до окончательной победы.
В беседе с представителями газет 23 марта Милюков сказал: «Если мы, русские, претендуем на обладание Константинополем и проливами, то этим мы ничуть не посягаем на национальные права Турции, и никто нам не вправе бросить упрек в захватнических тенденциях. Обладание Царьградом всегда считалось исконной национальной задачей России»[199].
Лидеры Совета потребовали обсуждения вопроса в «контактной комиссии». В комиссии меньшевик И.Г. Церетели предложил обратиться на этот раз от имени правительства к армии и населению с торжественным заявлением, в котором должны быть обещаны: во-первых, решительный разрыв с захватнической политикой, во-вторых, принятие мер к достижению всеобщего мира. Кадет В.Д. Набоков, управляющий делами правительства, рассказывает, как Церетели убеждал членов правительства: «Он доказывал, что, если Временное правительство обнародует такую декларацию, последует небывалый подъем духа в армии, что ему и его единомышленникам можно будет тогда с полной верой и с несомненным успехом приступить к сплачиванию армии вокруг Временного правительства, которое сразу приобретет огромную нравственную силу. «Скажите это, – говорил он, – и за вами все пойдут как один человек»[200].
Набоков полагал, чтоЦеретели советовал буржуазии опубликовать заявление для успокоения масс, и Временное правительство сдалось на доводы «контактной комиссии». 28 марта было опубликовано заявление, суть которого заключалась в следующем: «Предоставляя воле народа в тесном единении с нашими союзниками окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом ныне же заявить, что цель свободной России – не господство над другими народами, не отнятие у них национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов»[201].
Временное правительство выразилось в воззвании буквально словами декларации Совета от 14 марта. Но, отдав дань требованиям мелкобуржуазных лидеров Совета, правительство добавило: «Русский народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной и подорванной в жизненных своих силах. Эти начала будут положены в основу внешней политики Временного правительства, неуклонно проводящей волю народную и ограждающей права нашей родины, при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников»[202].
18 апреля (1мая – по новому стилю) 1917 г. в Международный день пролетарской солидарности П.Н. Милюков направил ноту союзникам, в которой содержались заверения Временного правительства о дальнейшем участии России в мировой войне до победного конца.
По мнению диссертанта, наибольшую непоследовательность и противоречивость Временное правительство проявило в заявлениях по вопросу об отношении к войне. Поскольку рассмотренное выше заявление правительства и нота Милюкова диаметрально расходились в вопросе о продолжении войны и ее целях. В ракурсе рассматриваемой темы именно этот вопрос являлся базисным для предмета нашего изучения.
Вопрос о продолжении войны из важнейших вопросов для России того исторического периода, в нем заключался основной узел противоречий всех политических сил, поэтому нота Милюкова вызвала волну возмущения среди сторонников Советов, многотысячные демонстрации с участием солдат Петроградского гарнизона под лозунгами: «Долой Временное правительство!», «Вся власть Советам!».
Последовавшие вслед за этим отставка военного министра, министра иностранных дел и формирование нового коалиционного состава кабинета министров с участием представителей Совета (см. прил. 4) в значительной мере сказались на дальнейшей выработке концепции усиления влияния Временного правительства на армию.
А.Ф. Керенский, назначенный военным и морским министром, уже 2 мая 1917 г. приступил к обсуждению проекта Декларации прав солдата, подготовленной комиссией во главе с генералом от инфантерии А.А. Поливановым.
Текст проекта Декларации был приведен в приказе военного министра №213 от 16 апреля 1917 г. Декларация прав солдата состояла из 18 пунктов, направленных на дальнейшую демократизацию армии и не содержала в себе обязанностей, возлагаемых на солдат.
По образному выражению М.В. Алексеева, приведенного известным историком А.А. Керсновским, это был последний гвоздь, уготованный для вбивания в гроб Русской армии, поскольку этот документ окончательно подрывал единоначалие в армии.
В этой связи интересно высказывание П.Н. Милюкова: «Справедливость требует сказать, что в этом процессе разрушения А.И. Гучков не захотел перешагнуть последней грани: он остановился перед опубликованием Декларации прав солдата»[203].
Сам же А.И. Гучков свою отставку прокоментировал так: «Я ушел от власти потому, что ее просто не было»[204].
Самым ярким показательным примером целенаправленных действий высшего военного командования и Временного правительства по локализации стихийных проявлений демократизации в армии, по оценке диссертанта, является работа с войсковыми комитетами.
Первым требованием Приказа №2 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов было создание выборных комитетов из воинских чинов.
«Эти комитеты, - вспоминал военный министр А.И. Гучков, – возникли немедленно, и перед Ставкой и Военным министерством встал вопрос не о том, вводить или не вводить в армии это революционное новшество, а о том, в состоянии ли мы их распустить»[205].
И если Временное правительство пустило на самотек процесс образования солдатских комитетов[206], то военное командование в тех случаях, когда не удавалось предотвратить образование выборных солдатских органов, пыталось их игнорировать.
Например, в «Известиях Петроградского Совета» появилась статья «О контрреволюционных происках», в которой говорилось: «... у нас имеется приказ ген. Драгомирова[207]... не признающий прав избранных солдатами разных комитетов»[208].
Не имея возможности рассчитывать на помощь правительства в борьбе с пропагандой, разлагающей армию, Верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев рассылает в войска телеграмму №2137 от 11 марта, в которой предлагает взять под контроль формирование солдатских комитетов, ввести в их состав офицеров... дабы взять ход событий в свои руки»[209].
Военное руководство надеялось с помощью объединенных солдатско-офицерских организаций «укрепить боевую мощь армии»[210] и в то же время – отстранить их от вмешательства в оперативные вопросы.
30 марта 1917 г. – был подписан приказ Верховного главнокомандующего №51, вводивший общее для всех фронтов «Временное положение об организации чинов действующей армии и флота»[211]. Это положение довольно умело обходило наиболее острые вопросы и потому не вызывало столь большого возмущения солдатской массы.
Уже 16 апреля вышло «Положение о ротных, полковых и армейских комитетах» были объявлены в приказе по военному ведомству №213»[212].
В целом в данных документах военные чиновники и Временное правительство предприняли попытку «приручить» стихийно возникшие войсковые комитеты и определить им «конкретные» функции:
— содействие командному составу;
— поднятие боеспособности в войсковых подразделениях;
— наблюдение за хозяйственной деятельностью;
— проведение среди солдат культурно-просветительной работы.
И все же придать четкую единообразную правовую форму войсковым комитетам не удалось. Это видно из доклада Верховного главнокомандующего А.А. Брусилова от 14 июня 1917 г. А.Ф. Керенскому: «... многие комитеты стремятся по всем вопросам действовать самостоятельно»[213]. Подробно деятельность войсковых комитетов освещена известным советским историком В.И. Миллером[214].
Необходимо признать, что Временное правительство проводило неразумную кадровую политику. Это в свою очередь не могло не сказаться отрицательно как на боеспособности Русской армии, так и на авторитете правительства и доверии к нему.
В качестве первоочередной меры в военном строительстве новый министр провел «строевой смотр» на политическую благонадежность высшего военного руководства. 19 марта А.И. Гучков прислал М.В. Алексееву письмо, в котором изложил свой взгляд на причину военных неудач, одной из которых «…являлось также неподготовленность высшего командного состава армии», при подборе которого «не только не искали, но боялись людей с большими дарованиями, сильным характером, твердой волей и крепкими убеждениями. Совершенно естественно, что такое пренебрежение к моральной стороне дела должно было привести страну к тяжелому кризису, а может быть, и к катастрофе», - заключал военный министр[215].
Началось «немедленное обновление командного состава. Первым
А.И. Гучков предложил «удалить» главнокомандующего Западным фронтом генерала от инфантерии А.Е. Эверта. Из состава командующих армиями – генералов А.И. Литвинова, Л.В. Леша, В.А. Горбатовского, Д.В. Баландина, В.А. Орановского, помощника главнокомандующего Румынским фронтом В.В. Сахарова. В этот список вошли 3 начальника штабов фронтов, 8 начальников штабов армий и 24 командира корпуса. Все они, по мнению соискателя, были высокопрофессиональными военными специалистами, имели богатый боевой опыт.
На вакантные должности были предложены военачальники, проявившие лояльность к Временному правительству в период Февральской революции.
К 12 апреля были сняты со своих должностей 2 командующих фронтами, 6 командующих армиями, 32 командира корпуса, 40 командиров дивизий, 17 командиров бригад (это более половины высших командных чинов действующей армии), «…одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника[216]… Это не могло не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии»[217], отмечал Врангель – будущий крупный деятель белого движения.
Только на Западном Фронте с марта по июль были смещены с должностей 20 командиров полков, 4 командира бригад, 2 начальника штабов бригад, в строевых частях – 18 генералов, 12 полковников, 5 др. офицерских чинов[218].
На смену «известным и заслуженным» пришли такие как капитан Б.П. Дудоров, занявший при А.Ф. Керенском пост первого заместителя министра по стратегическим и политическим вопросам[219]; капитан В.Н. Кукель стал вторым заместителем по техническим операциям[220].
По суждению диссертанта, возможно, такие как Дудоров и Кукель были молодыми, энергичными, преданными новому военному министру, но в масштабах более чем 10-миллионной армии России это явно малоавторитетные фигуры. Подобные назначения не могут не вызывать удивления.
По различным источникам и литературе автором подсчитано: из 12 Верховных главнокомандующих, когда-либо занимавших эту должность в истории армии России, 6 назначений приходится на изучаемый в рамках данной научной квалификационной работы – чуть более 8 месяцев.
Борис Никитин, назначенный 25 марта начальником контрразведки Петроградского военного округа (никогда ранее в контрразведке не служивший) до Февраля был помощником ст. адъютанта отдела генерал-квартирмейстера штаба 7 армии. В разговоре с командующим Петроградским военным округом генералом Л.Г. Корниловым высказал отрицательное отношение к большевистской пропаганде в войсках. Это послужило основанием для столь неожиданного назначения[221].
«Настоящим бедствием для органов контрразведки стало то, что Временное правительство усиленно стремилось втянуть его сотрудников в политическую борьбу»[222].
Верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев не проявил категоричности против кадровой «динамики» Временного правительства в отношении Вооруженных сил, об этом он напишет в своих мемуарах позднее, но, когда без согласования с ним начальником штаба Верховного главнокомандующего был назначен А.И. Деникин, этот факт задел Главковерха[223].
А.И. Деникин обращает внимание на то, что высшее военное руководство, ведомое инстинктом личного самосохранения, склонно было проявлять «двурушничество». С одной стороны, высшее военное руководство, возмущенное последними приказами правительства, касающимися Вооруженных сил, предложило военачальникам (до командиров полка включительно) высказать свои опасения за будущее армии, и в то же время заседавший 10 марта в Петрограде «Военный совет, состоявший из старших генералов – якобы хранителей опыта и традиций армии – постановил доложить Временному правительству полную свою солидарность с теми энергичными мерами, которые Временное правительство принимает в отношении наших Вооруженных сил»[224].
Изучение архивных материалов Главного управления Генерального штаба[225], а именно переписки названной инстанции с учреждениями военного и гражданских ведомств и частными лицами дает основание сделать вывод о том, что основной принцип принятия всех решений, касающихся Вооруженных сил, – это выдержанность их в основном политическом ключе – показательной демократизации. Об этом красноречиво говорят следующие факты:
7 марта в ГУГШ из Сердобска поступила телеграмма следующего содержания (в научный оборот документ вводится впервые, публикуется полностью): «Призыв новобранцев просит освободить арестованных товарищей. Генерал Горский вызвал роту солдат и прикладами винтовок приказал бить. Что было сделано. Самосуд над нами полный был учинен. Просим защитить. Уполномоченный новобранцев Дурасов»[226].
Обращает на себя внимание оперативность ГУГШ в работе с корреспонденцией. Уже 8 марта в штаб военного округа отправлена ответная телеграмма (публикуется впервые): «Новобранцы пытались освободить арестованных товарищей, разобрать произошедший случай и освободить арестованных. Саттеруп»[227].
И просто удивляет предварительное решение о роспуске арестованных (см. подчеркнутое выше авт.). По проведенному расследованию данный эпизод заключался в следующем: новобранцы, опьяненные всеобщим демократическим угаром, захватили оружие, силой оружия заставили следовать с ними оркестр и под музыку по дороге на вокзал разгромили 2 ювелирных магазина и привокзальный буфет, за что, естественно, наиболее отличившиеся были арестованы. Оставшиеся решили штурмом взять гауптвахту, попытались разрушить стену арестного помещения. Когда же их действия командование попыталось пресечь силами роты солдат, то новобранцы отправили срочную телеграмму в ГУГШ о вопиющем нарушении принципов демократии».
В архивных документах, содержащих данный факт, обращает на себя внимание непременный атрибут того времени: «В производстве расследования участвовал делегат от 159 пехотного запасного полка прапорщик Груздев» и только после этой подписи следует подпись штаб-капитана Лукина[228].
Из 30 проанализированных обращений в ГУГШ гражданских лиц (взятых автором в пределах одного архивного дела подряд) 29 содержали просьбы личного характера: по поводу отсрочек от службы себя или родственников и т. д. И только 1 конструктивное предложение по упорядочению мобилизации. Нотариус Иван Михайлович Захария 24 марта пишет в своем обращении: «Военному министру предложение: организовать в городах особые комиссии по проверке выдаваемых отсрочек, назначить для данных целей комиссаров»[229].
Примечательно, что адресная часть данного документа не содержит ни имени, ни отчества, ни даже фамилии военного министра, зато адресатом внимательно изучен, о чем свидетельствуют пометки на полях и указания для подчиненных.
Это свидетельствует, по предположению соискателя, о том, что часть решений, принимаемых военным ведомством, были продиктованы популистскими мотивами.
Весь внутренний уклад жизни армии старательно подстраивался под новые демократические начала. Достаточно привести как пример резолюцию, которая была принята «соединенным заседанием комитетов чинов и солдатских Главного управления Генерального штаба по вопросу о праздновании дня 1 мая (18 апреля сего года)», которое постановило: «1 мая (18 апреля сего года) – день праздника демократии признать выходным днем в ГУГШ и предоставить право в этот день производить занятия [по] свободной воле каждого гражданина, как это требует от него переживаемый момент великой войны. Полковник Гасслер».
По поводу означенной резолюции распоряжение начальника штаба генерал-лейтенанта Аверьянова: «Я доложил за военного министра помощнику военного министра генералу Новицкому пожелание солдатских и офицерских депутатов считать праздничным днем 18 апреля. Военный министр разрешил, о чем прошу кого следует поставить в известность»[230].
Изученные нами опубликованные источники и архивные материалы, раскрывающие концепцию Временного правительства по усилению влияния на Вооруженные силы в условиях двоевластия в 1917 г., позволяют сделать следующие выводы:
- Временное правительство своевременно не приняло законодательного акта, закрепляющего революционный статус солдат Петроградского гарнизона, в силу своей социальной дистанцированности от насущных проблем народа и, в частности, солдат. В результате появился Приказ №1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Изложенные в нем принципы демократизации армии укрепили авторитет Петросовета и безраздельное его влияние на солдатские массы.
- Вместо четкой и ясной программы по повышению боеспособности Вооруженных сил комиссией под руководством бывшего военного министра генерала А.А. Поливанова были наспех переработаны, которые воинские уставы и текст Присяги не оправдали надежд, связанных с укреплением дисциплины в войсках и восстановлением доверия к Временному правительству со стороны солдат.
Во-первых, права и свободы солдат в новых узаконениях трактовались уже, чем в приказе №1; во-вторых, в торжественной клятве явно недоставало революционного пафоса.
- По вопросу о дальнейшем участии России в мировой войне проявились непоследовательность и противоречивость позиции Временного правительства.
- Необходимо признать, что кабинет министров «провалил» кадровую политику в армии. Тотальная «идеологическая чистка» практически обезглавила армию, лишив ее половины генералитета, что в условиях ведения войны недопустимо.
- Взаимоотношения: армия – общественные организации – гражданские лица военное ведомство строило на принципах популизма, что способствовало дальнейшей революционизации армии и падению в ней дисциплины.
- Следует все же отметить, что в отношении стихийно возникших войсковых комитетов была проделана большая работа (в основном, высшим военным руководством) по приданию им организованного характера и определению им функций, не связанных с оперативным управлением войсками.
Необходимо уточнить, что основная заслуга по приданию организованного характера стихийно начавшегося процесса самоуправления в воинских подразделениях принадлежит Верховному главнокомандующему генералу от инфантерии М.В. Алексееву, занимавшему этот пост с 1 апреля по 21 мая 1917 г.[231] (фактически исполнявшего обязанности с 3 марта 1917 г.)[232].
***
Анализируя политику Временного правительства по установлению контроля над армией в период двоевластия, следует сказать, что Временное правительство не смогло остановить процесс начавшегося разложения еще при самодержавном строе воюющей армии, кроме того, к маю 1917 г., борьба за установление контроля над армией между Временным правительством и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов закончилась в пользу последнего.
Парадоксальность ситуации заключается в том, что специально разработанного Временным правительством документа в виде стройной концепции (в классическом понимании этого термина), содержащего систему мер по повышению боеспособности Русской армии в 1917 г. не существовало. Также не была заявлена и официальная правительственная позиция о необходимости локализации влияния на армию Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
Однако совокупность исследованных диссертантом документов, в том числе и архивных, разработанных кабинетом министров, определяющих правовые основы Вооруженных сил России в 1917 г. после падения самодержавия позволяют нам судить:
1. о концептуальном видении правительством проблемы повышения боеспособности Русской армии, подвергшейся процессам разложения, в условиях участия России в мировой войне;
2. о силе противостояния Временного правительства и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов по жизненно важному для обоих органов власти вопросу влияния на армию в условиях.
3. Отмеченные в настоящей главе слабые стороны в концептуальном построении рассматриваемого нами вопроса были обусловлены трудностями объективного характера:
— отсутствие общенациональных интересов, оправдывающих колоссальные человеческие жертвы и значительные материальные затраты;
— в состоянии войск основными тенденциями были непредсказуемость, переменчивость настроений личного состава[233], что затрудняло определение форм и методов работы с личным составом как со стороны правительства, так и высших военачальников.
— возрастающее недовольство среди населения страны вследствие тягот и лишений, вызванных перекосами в экономике военного периода;
— отсутствие политической стабильности в стране;
— всплеск антивоенных настроений как среди мирного населения, так и в войсках вследствие затянувшейся войны и активизации пораженческой пропаганды большевиков;
— устойчивый характер революционизации армии, начавшийся до Февраля.
Следует особо подчеркнуть, что, несмотря на то, что нельзя не согласиться с утверждением виднейшего военачальника того времени генерала А.И. Деникина, что армию разложили не большевики, а военное законодательство последних четырех месяцев[234], заинтересованности и преднамеренности действий в снижении боеспособности Русской армии в 1917 г. ни у Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, ни тем более у Временного правительства не было.
Здесь в силу вступает субъективный фактор, олицетворенный в персоналиях Временного правительства, где доминировал делитантизм в военном деле, незнание строя и духа армии. Таким образом, концептуальное видение Временным правительством дальнейшего военного строительства и повышения боеспособности Русской армии в условиях участия России в мировой войне не отличалось четкостью, стройностью, продуманностью.
Из строгого, стройного храма
Ты вышла на визг площадей...
— Свобода! — Прекрасная Дама
Маркизов и русских князей.
Свершается страшная спевка, —
Обедня еще впереди!
— Свобода! — Гулящая девка
На шалой солдатской груди!
Марина Цветаева
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 78 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |