Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ЛІНГВІСТИЧНІ ОСНОВИ МЕТОДИКИ НАВЧАННЯ ДІТЕЙ УКРАЇНСЬКОЇ МОВИ

Можно сказать, что общеевропейская культура барокко (кон. XVI— сер. XVIII вв.; от итал. причудливый) с ее идеалами трагической борь­бы, сопротивления обстоятельствам как нельзя лучше выражает харак­тер казацкой эпохи в истории Украины: попытки добиться признания прав и привилегий, равных правам и привилегиям католического насе­ления Речи Посполитой. Тесные социально-политические и националь­но-религиозные рамки неизбежно милитаризовали культуру.

Пожалуй, ни одно сословие в истории человечества не знало столь противополож­ных оценок — от яростного поношения до восторженного почитания — как казачество. Разве что рыцарство в Западной Европе. Это, впрочем, и неудивительно, ведь и те, и другие были профессиональными воен­ными. Профессиональное мастерство казаков превозносят и враги, сравнивая их с древними римлянами (польский историк Старовольский). Впрочем, как и всякое сравнение, оно поверхностно. Дух каза­чества, несомненно, определялся характером Нового времени, Просве­щения, ценностями культуры Возрождения, которые не стоит оцени­вать как привнесение извне, с Запада, так как они выражают внутренние закономерности украинской культуры.

Так, хотя Реформация подготов­лена длительной эволюцией католического мира, назревшая потреб­ность в автономии личности вызывает схожие процессы и в православ­ном украинском обществе. В соответствии с древними традициями пра­вославные братчики представляли различные сословия (в отличие от католических); создавались братства женские, «младенчески», что и демонстрирует всеобщий, характерный для всей украинской культуры дух этой тенденции развития. Хотя, безусловно, законы сословно-корпоративного общества накладывали свой отпечаток на отношения лю­дей, и авторитет братства в обществе определялся, прежде всего, вступ­лением в него богатых и вельможных.

Братства используют возможнос­ти существующей системы, защищая свои имущественные, политические, духовные интересы; самоуправление, представительство на сеймах и про­чее. Общая собственность, казна, которыми владели братства, позволя­ли не только поддерживать вдов и сирот, но и создавать школы (в том числе высшую) и типографии. Новая система образования, воспитание интеллигенции (священников, поэтов, музыкантов, авторов первых в Восточной Европе учебников, словарей) основывались на высокой тре­бовательности не только к учителям, но и к священникам, проповедни­кам. Обычным для этого времени было обучение школярами во времяканикул сельских детей (захлеб и кров). Все это открывало путь защиты и расширения прав православного населения в широкой полемике, по­влекшей за собой изменения в законах Речи Посполитой. Напряженная теоретическая работа создала ту среду, в которой вызрела новая элита.

Традиции, с одной стороны, восточного христианства с его ориента­цией на совершенствование внутреннего мира, а, с другой стороны, веко­вые общинные традиции, формирующие в католическом окружении брат­ства, дают нам то замечательное сочетание, которое так часто встречается в отзывах о казаках: высокий уровень личной ответственности перед това­рищами и в такой же мере отчаянное свободолюбие (по словам француз­ского историка Шевалье, неспособность терпеть гнет). Ответственность перед собратьями (которые назывались не иначе как «панове-громадо»), взаимная поддержка — фундамент выживания в условиях военного време­ни. Законы товарищества требовали пренебрежения личными интереса­ми ради общих. Чрезвычайно ценилось и побратимство — обычай, вслед­ствие которого устанавливались обязательство друг перед другом иной раз большие, нежели определяемые кровным родством: никакие обстоятель­ства не могли оправдать предательства побратима.

Вместе с тем современники отмечают щедрость и бескорыстие, рав­нодушие к накоплению богатств (часть своих средств казаки тратили на храмы, монастыри, госпитали, приюты, школы) и гостеприимство, зако­ны которого были нерушимы вне зависимости от национальности и ве­роисповедания гостя: он попадал под защиту товарищества. Впрочем, для того времени национальная принадлежность тождественна вероиспове­данию; религиозность выступает существенным выражением личности казака, защищающего свою идентичность во враждебном окружении.

Здесь нельзя обойти вопрос об отношении к образованию. Вряд ли случайны высокий для того времени уровень грамотности — не менее пятидесяти процентов — среди казаков (сириец Павел Халебский: «Даже большинство их жен и дочерей умеют читать и знают порядок церковных служб и церковные пения», «В стране казаков все дети уме­ют читать, даже сироты»), наличие на сичевых территориях школ, а так­же то, что среди казацкой элиты были люди не просто грамотные, но высокообразованные (владевшие риторикой, несколькими языками, в том числе и латынью — языком науки, знавшие античную историю, литературу и прочее). Можно сказать, что, как и для всей культуры Про­свещения в целом, эта черта непосредственно связана с жизненными интересами — дипломатическими, военной тактики и стратегии, сичевого хозяйствования.

Казачество сознательно и целенаправленно поль­зовалось (говоря современным языком) имиджелогией: создавался об­раз чародеев-характерников (умеющих плавать в ведре под водой, заго­варивать пули и сабли, открывать без ключа любые замки, делаться невидимыми и тому подобное). Сила духа, стойкость, юмор и неуны­вающий характер укрепляли мнение о казаках как о людях, которые «храбры и даже легкомысленны, так как не ценят своей жизни» (фран­цузский военный инженер Боплан). Дух рыцарства, авантюризма, ге­роическое стремление переустроить мир совершенно естественно охва­тили украинцев, называвших себя в Новое время казаками, то есть воль­ными, независимыми воинами.

Буржуазная мораль претерпела значительные перемены со времени своего возникновения, ведь изменения выражают самую суть буржуаз­ного способа существования. Ускорение темпа жизни превращает вре­мя в деньги. Эпоха Возрождения изменила оценку человека и его воз­можностей. Человек многое может, он имеет право на развитие своих способностей, и это не противоречит устоям христианства: успехи де­ятельности человека, плоды его усилий демонстрируют благосклон­ность к нему Господа. Выводы из новой версии христианства (протес­тантизма), разработанной Реформацией, коротко таковы:

— человек, автономная личность наделена правом принимать реше­ние и нести за него ответственность; свобода становится основопола­гающим принципом современной морали; появляется рефлексивность (способность оценивать поступки с точки зрения мотивов) и большая рассудочность (расчетливость); вследствие автономизации и свободы личности можно говорить о совести в современном ее понимании;

— человек, принимающий решение без принуждения, отвечает пе­ред людьми и законом, независимо от расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических и иных убеждений, национального или соци­ального происхождения, имущественного, сословного или иного поло­жения (согласно определению Всеобщей декларации прав человека: нормы нравственности приобретают всеобщий характер);

— верующий не нуждается в посредничестве священнослужителя в своем диалоге с Богом, церковь рассматривается как свободное собра­ние равных; человек способен на самоконтроль и имеет право на сво­боду вероисповедания.

В отличие от жестко аскетической программы раннего протестантиз­ма, буржуа освящает обеспеченность жизни; увеличение богатства рас­сматривается как реализация жизненного предназначения человека и служение Богу. Одной из важнейших добродетелей является бережли­вость. Феодальную честь вытесняют понятия честности, обязательности, пунктуальности, составляющие репутацию. Ее основа — трудолюбие и профессионализм, вызывающие уважение до некоторого предела, кото­рый определяется низкой оплатой. Благополучие, обеспеченность (следствие высококвалифицированного труда) включает разнообразные пока­затели и внешние проявления: качество образования, жилья, одежды, пиши, медицинского обслуживания и т. п. Демонстрация успеха, благо­получия — также составная часть хорошей репутации, надежности.

На­против, бедность на заре капитализма рассматривалась как преступление (в XVII в. бедные, больные, бродяги изолировались от общества, их по­мешали в работные, воспитательные дома); современный капиталист, полагая, что нищета — это право человека, реализация его свободы, все же предпочитает создавать благотворительные фонды и разнообразные программы для профессионального образования заключенных. Общест­во пытается защитить традиционные ценности — дом, семью, несмотря на то, что чисто профессиональные интересы вступают с ними в проти­воречие. В то же время, при всей открытости общества, буржуа ревност­но защищает свою частную жизнь, неприкосновенность личности и жи­лья, профессиональные секреты. Благодаря интенсивному развитию на­уки увеличивается продолжительность жизни, что вносит существенные изменения в понимание прав личности, гуманизма.

Мораль капиталистического общества испытывает значи­тельное влияние поглощаемых культур. Это особенно ярко демонстри­рует XX столетие. Разделение мира на капиталистическую и социалис­тическую системы приводит к их напряженному соперничеству. Внешне они весьма различны, основываются на противоположных принципах: первая — на индивидуализме, вторая — на коллективизме. Однако на­иболее острые моменты обнаруживали их сходство: манипуляция созна­нием масс, подавление инакомыслия, насаждение инакомыслия, созда­ние кумиров, коллективная ответственность, синдром «чужого» и пр. Так, начальная фаза развития капитализма на мощном слое традици­онной культуры в Российской империи конца XIX — начала XX в. при­вела к возрождению морали, которую определяют следующие черты:

— общинность, которая нивелирует личность, принудительный и до­бровольный отказ (вплоть до рабского положения) от собственной воли;

— обесценивание индивидуальной жизни, ущемление личных ин­тересов ради общего блага;

— мифологизированность сознания: персонификация идеала (культ личности), вера в магическую силу слова, приказа, перекладывание права решения на начальство;

— уравнительное равенство («простой советский человек», «незаме­нимых людей нет») как ценность наряду с системой льгот, званий, по­ощрений («знатная свинарка»), которые оправдывали существование привилегий правящей элиты;

— постоянное возрождение неприязни к «чужому» («враг народа», «вредитель» и т. п.), с уничтожением которого жизнь станет «легче и веселее»; моральная оценка при отсутствии системы правовой защиты приравнивается к судебному приговору, эта неприязнь подпитывалась страхом из-за осознания отличия от нравственного идеала, который выдавался за норму морали;

— утверждение социальной неполноценности некоторых видов де­ятельности, групп населения (интеллигенции, верующих), идеологий (украинский буржуазный национализм) и национальных культур;

— принцип коллективной ответственности (семьи репрессирован­ных, трудовые коллективы и т. п.), что и породило единственное в сво­ем роде «историческое явление — советский народ», славящийся сво­ей терпеливостью, миролюбием и душевностью.

Такое положение сохранялось благодаря чрезвычайно замкнутому информационному пространству, в пределах которого навязывался иде­ал человека, жертвующего сегодняшним благом ради «светлого будуще­го человечества». Аскетическое самоограничение в соединении с соци­альным оптимизмом и боязнью отличия от этого идеала (конформизм, от лат. подобный) постепенно становится основным стержнем сущест­вования человека на фоне торможения развития экономики, полити­ки и т. д. Поскольку из социальной системы ценностей были изъяты другие стимулы, кроме нравственных (поощрение, одобрение; повыше­ние квалификации давало лишь незначительные преимущества), дей­ствительно классовое расслоение сдерживалось, то тормозился и рост общественного богатства. Идеологи прибегли к последнему средству — морализаторству, взывая к чувству ответственности и трудолюбию («ак­тивный, деятельный характер морали»), коллективизму («преданность общему делу») и гуманизму («все — на благо человека!»). Однако резер­вы такого пути развития были исчерпаны, что и порождало «социаль­ную пассивность», «двойственную мораль» и «расхождение слова с де­лом». Не только общий кризис системы, но и создание действительно имевшего позитивную ценность идеала (народ-герой, народ-победитель и др.) шаг за шагом разрушали тоталитаризм.

Для определения подлинной ценности результатов этих изменений необходима временная дистанция; нашему времени доступно лишь обо­значение общих тенденций развития человеческих нравов:

— мораль осознается как отдельный, самостоятельный вид деятель­ности, отношений, сознания;

— по мере развития письменной культуры и научного знания нрав­ственное сознание, мораль испытывают все большее влияние этики;

— информатизация культуры принципиально меняет характер и качество человеческих отношений;

— в связи с возрастающей специализированностью человеческой деятельности возникают и специальные моральные кодексы (врача, юриста, воина, педагога и т. п.);

— в круг нравственных проблем включается в наше время не толь­ко отношение человека к человеку, но и человека к среде его обитания: сегодня это необходимая составляющая гуманизма;

—нормы нравственности приобретает общечеловеческий характер;

— в современной культуре (западного типа) возрастает свобода и ответственности личности, ее нравственная ценность, таким образом происходит гуманизация морали.

Изучение исторических изменений морали обладает огромным нравственным потенциалом. Как бы ни менялись нравственные нор­мы, как бы ни совершенствовались нравственные законы, самый глав­ный открыт уже давно. И хотя его произносили на разных языках и формулировали по-разному, смысл его таков: поступай по отношению к другому так, как хочешь, чтобы он поступал по отношению к тебе.

ЛІНГВІСТИЧНІ ОСНОВИ МЕТОДИКИ НАВЧАННЯ ДІТЕЙ УКРАЇНСЬКОЇ МОВИ